Культурное наследие.

Нэцке

НЭЦКЭ — брелок, произведение миниатюрной скульптуры.

Традиционное японское кимоно не имело карманов. И если женщины могли еще что-то положить в застроченную часть мешкообразного рукава, то мужчины были лишены этого удобства — у мужской одежды рукава прямые. Поэтому японцы позаимствовали из Китая обычай носить мелкие вещи на поясе. Необходимый предмет привязывали к шнурку, а другой конец шнурка затыкали за пояс и, чтобы он не выскальзывал, прикрепляли к нему брелок нэцкэ.

Впервые нэцкэ упоминаются в японской энциклопедии «Киммо дзуи», вышедшей в свет в 1690 г. Эти нэцкэ по форме были похожи на круглую лепешечку рисового печенья. Как правило, их изготовляли из дерева. Чуть позже, тоже в XVII в., появились нэцкэ, выполненные в виде лакированных коробочек.

Значительный толчок производству нэцкэ дало распространение в Японии курения. Возникла необходимость постоянно иметь при себе целый набор курительных принадлежностей: трубку, кисет с табаком, огниво и пр.

После снятия запрета на отношения с Китаем в XVIII в. возник интерес к искусству китайской резьбы, оказавший большое влияние на материал и тематику нэцкэ. Широко стала использоваться слоновая кость — материал новый для японских мастеров, брелоки приобрели характер миниатюрной пластики.

Популярностью пользовались изображения на религиозные — буддийские и даосские — сюжеты и гротескные фигурки китайских и европейских купцов. Европейцев изображали в немыслимых шляпах, с огромными носами.

Размер нэцкэ обусловлен чисто практическими соображениями. Слишком мелкие не держались за поясом, а большие были неудобны в обиходе. Так что размеры от 2,5 до 15 сантиметров подсказала сама жизнь. Также для удобства ношения у трехмерных фигурок одну сторону делали плоской. С задней стороны брелоки имели сквозное отверстие для шнура или же для его продержки использовались детали самой фигурки.

На первых порах изготовление нэцкэ не было особой отраслью ремесла. Им занимались те же мастера, что специализировались на резьбе театральных масок, архитектурных деталей, производстве ювелирных изделий. В 1781 г. осакский торговец мечами Инаба Цурю составил список мастеров нэцкэ из Осаки, Киото, Эдо и ряда других городов. Далеко не все из них были профессионалами. Например, с большим почтением упоминается имя мастера-любителя Ёсимуры Сюдзана, который широко известен своими уникальными нэцкэ из раскрашенного дерева. Подобные расписные нэцкэ вообще встречаются крайне редко, разве что специально стилизованные в виде народных игрушек провинции Нара.

Из мастеров, упомянутых в этом списке, только около трети ставили личную печать на свои изделия, поэтому нэцкэ XVIII в. по большей части анонимны. Лишь в начале XIX столетия ставить клейма на нэцкэ вошло в обычай, но тут возникла другая крайность: ученики-подмастерья ставили на свои, иногда не совсем удачные, работы клеймо мастера, которое было чем-то вроде торговой марки.

Настоящим расцветом нэцкэ можно считать начало XIX в. Нэцкэ стали изготовлять по индивидуальным заказам. Сложнее и изощреннее стала композиция мини-пластики. Кроме религиозных и мифических сюжетов появились изображения по мотивам городского быта: фигурки ремесленников, бродячих актеров, женщин, занятых домашней работой. Маленькие нэцкэ покрывали замысловатой резьбой. Например, есть образцы, на которых вырезана карта Японии или названия всех 53 станций по дороге из Токио в Киото, и все это помещается на диске, имеющем 2,5–3 сантиметра в диаметре.

Мастера осваивают новые материалы — металл, керамику — и изготовляют брелоки двойного назначения: в виде миниатюрных ножичков, пепельниц, принадлежностей для чайной церемонии и даже часов.

Множество нэцкэ выполнено в виде театральных масок. Встречаются маски театров Бугаку, Гигаку, Но и совершенно фантастические, рожденные воображением их создателя.

Когда Япония покончила с многовековой изоляцией от внешнего мира, популярность нэцкэ у японцев упала, вытесненная острым интересом к западному быту, западной культуре. Но зато они стали необыкновенно популярны у европейцев. Мода на коллекционирование их была так велика, что в самой Японии нэцкэ, изготовленных старыми мастерами, почти не осталось, а лучшие коллекции теперь находятся в музеях Европы, Америки и в руках частных западных владельцев.

В России богатые коллекции японских нэцкэ хранятся в Государственном Эрмитаже, Государственном музее искусства народов Востока, у частных коллекционеров. Одним из известных собирателей нэцкэ был А. М. Горький.

Сакура

САКУРА — японская декоративная вишня (черешня). Это своего рода символ Японии. Ее можно встретить в Японии повсюду: в горных районах, по берегам рек, в городских и храмовых парках.

Существует около 16 видов и примерно 400 сортов этого дерева. Деревья — самой разнообразной формы и размеров. Цветение сакуры очень кратковременно — оно длится всего несколько дней, а иногда лишь несколько часов.

Праздник цветущей сакуры — один из древнейших обрядов японцев.

 

Чайная Церемония

ЧАЙНАЯ ЦЕРЕМОНИЯ — искусство приготовления и питья чая.

В Японию чай попал в VIII в. Его могли привезти буддийские монахи из Китая, Кореи или Индии, а также японские путешественники, посещавшие Китай. Считается, что первые плантации чая были разбиты монахом Сайсё в Киото, у подножия горы Хэйдзан, в 802 г. Однако только с XII в. употребление чая получает в Японии широкое распространение. Это было связано с деятельностью священника Эйсая (1141–1215). Он привез из Китая чайные кусты и стал выращивать чай при дзэн-буддийском монастыре. Чай подносили Будде. Его пили во время религиозных ритуалов и медитаций. Эйсай в своих сочинениях особо подчеркивал пользу чая для сохранения и укрепления здоровья.

Распространению культуры чая и чаепития способствовал и основатель другого направления дзэн-буддизма в Японии — священник Догэн (1200–1253). В XII–XV вв. с усилением влияния дзэн-буддийских монастырей питье чая становится популярным не только среди монахов, но и среди самураев, горожан, аристократов.

Начиная с XII в. из Китая в Японию проникает способ приготовления размельченного чая. Оттуда же пришел и обычай устраивать своеобразные развлечения в форме чайных турниров. Первоначально такие турниры проводили монахи в монастырях, причем в них участвовали и самураи — приверженцы дзэн-буддизма. Особенно широкое распространение чайные турниры получили в XIV–XV вв.

В ходе чайного турнира гости должны были отобрать «хорошие» и «плохие» сорта. Тот, кто правильно угадывал большее число сортов, отмечался призом.

Среди горожан и крестьян были широко распространены чаепития, называемые «чайными собраниями». В отличие от роскошных чайных турниров аристократов, это были скромные, порой молчаливые встречи. Внутреннюю сосредоточенность и душевное согласие участников таких собраний стремился воплотить в эстетике искусства чая великий мастер, создатель чайной церемонии — Мурата Дзюко (1422–1502).

Мурата обогатил искусство чаепития философией и эстетикой дзэн-буддизма. Он проповедовал, что Истина Будды может открыться, может быть познана даже в жестах, сопровождающих наполнение чайной чаши горячей водой (язык жеста имеет в буддизме, как, впрочем, и во многих других религиях, огромное значение). Он утверждал, что чайная церемония — это не просто употребление определенного напитка, а способ приобщиться к философии искусства питья чая.

При дворе сёгуна Асикаги Мурата стал использовать для чайной церемонии крохотную комнатку Додзинсай. Роскошным пирам чайных турниров он противопоставил естественность и простоту.

Чайная церемония, которую Мурата проводил сам, была попыткой отрешиться от забот и тягот бренного мира, уйти от суровой действительности в обстановку тишины и умиротворенности.

Мурата впервые сформулировал четыре принципа чайной церемонии: гармония («ва»), почтительность («кэй»), чистота («сэй») и тишина, покой («сэки»). Причем тишина, покой понимались им как просветленное одиночество. Символом принципа «ваби» как стремления к простоте и естественности Мурата Дзюко считал образ одинокой веточки цветущей сливы в заснеженном лесу.

Продолжателем дела Мураты стал мастер Дзёо Такэно (1502–1555). Ему принадлежит заслуга создания чайного домика (тясицу), в котором проводилась сама церемония. Исходя из принципа «ваби», Такэно придал тясицу вид небольшого крестьянского дома с соломенной крышей.

При проведении чайной церемонии Такэно стал широко использовать керамические сосуды, которые изготовляли японские мастера в местностях Бидзэн, Сэто, Сига.

Учеником Дзёо Такэно был выдающийся мастер чайной церемонии Сэн-но Рикю (1522–1591).

Сэн-но Рикю продолжил традиции своих учителей. Он усовершенствовал чайный домик и разработал принципы создания сада (тянива, родзи) около него. Из многочисленных чайных домов, которые он создал на протяжении своей жизни, до наших дней сохранился только павильон Тайан в храме Мёкиан (в окрестностях Киото). Он разработал этикет для участников церемонии, определил характер бесед, которые должны были создавать настроение отрешенности от повседневности и устремления к познанию Красоты.

В XV–XVI вв. чайная церемония превратилась в своеобразный ритуально-философский мини-спектакль, в котором каждая деталь, предмет, порядок вещей имели свое особое, неповторимое значение.

Конструкция чайного домика и устройство прилегающего к нему сада были связаны с эстетическими категориями «саби» и «ваби», обозначающими гармоническое слияние изысканного и простого, спокойного и печального, скрытой красоты, лаконизма, приглушенности красок.

Через маленький сад, прилегающий к павильону, где проводилась чайная церемония, шла дорожка из камней, в саду возвышались каменные фонари и просто камни, поросшие мхом.

В саду обычно высаживали сосны, кипарисы, бамбук, вечнозеленый кустарник. Все элементы сада чайной церемонии должны были создавать особое настроение сосредоточенности и отрешенности.

Благодаря Рикю принцип «саби» был осмыслен как новый тип Красоты, воплощенный не только в архитектуре чайного домика и устройстве чайного сада, но и в подборе всех предметов: чайницы, котелка для кипячения воды, чашек для чая. В чайной церемонии, по мнению Рикю, все должно было составлять единый художественный ансамбль.

Особое значение придавалось конструкции чайного домика. Это небольшая комната, в которую ведет узкий и низкий вход — около 60 см в длину и ширину. Такое уменьшение входа в чайный домик имеет глубокий философский смысл: каждый, кто хочет приобщиться к высокому искусству чайной церемонии, независимо от ранга и чина, должен, входя, непременно согнуться, потому что здесь все равны. Низкий вход не давал также возможности аристократам из военного сословия войти внутрь вооруженными — длинные мечи приходилось оставлять за порогом. И это было символично: пусть оставят вас все жизненные невзгоды и мирская суета, пусть ничто не волнует ваше сознание здесь, где надо сосредоточиться на прекрасном.

В интерьере чайного домика самым важным элементом считалась ниша (токонома). В ней обычно помещали свиток с живописью или с каллиграфической надписью, ставили букет цветов и курильницу с благовониями. Токонома располагалась напротив входа и сразу же привлекала внимание гостей. Свиток для токонома подбирался с особой тщательностью и был непременным атрибутом обсуждения во время церемонии. Важное значение придавалось освещению тясицу. Как правило, в домике было по шесть-восемь оконцев, разных по размеру и форме, дававших оптимальное — не слишком яркое и не слишком тусклое — освещение. В некоторых случаях можно было раздвинуть рамы, и тогда гости получали возможность любоваться частью сада, горой на фоне вечернего неба или Луной в ночь полнолуния. Но чаще всего окна в чайном домике были закрыты.

Со временем ритуал проведения чайной церемонии канонизировался, заданными стали последовательность действий и поведения. Уже войдя в простые деревянные ворота, гости погружались в особый мир, оставляя за спиной все мирское и подчиняясь лишь законам действа. В молчаливой сосредоточенности они проходили по чайному саду. Как это принято во всех японских домах, входя в чайный павильон, гости снимали обувь и оставляли ее у порога. Низко склонившись, они входили внутрь и так же в молчании рассаживались, сосредоточенно любуясь свитком в токонома и утонченной естественностью композиции цветов.

По прошествии некоторого времени, в течение которого гости могли рассмотреть и оценить предметы в токонома, появлялся «хозяин» чайной церемонии (тядзин). Он низко кланялся гостям и садился напротив них около очага, над которым уже висел котелок с водой. Перед «хозяином» лежали все необходимые предметы чайной утвари: шкатулка с зеленым чаем, чашка и деревянная ложка. Каждый из этих предметов, неся важную эстетическую и философскую нагрузку, зачастую являлся настоящим произведением искусства.

«Хозяин» не торопясь насыпал в чашку зеленого чая, затем заливал его кипятком. Потом четкими, сосредоточенными движениями он взбивал эту массу бамбуковым веничком, пока порошок полностью не растворялся и не появлялась светло-зеленая матовая пена. Гости молчаливо наблюдали за происходящим таинством, вслушиваясь в ритмичное постукивание веничка о края чашки. Затем «хозяин» с поклоном передавал чашку главному, самому почетному гостю. Тот медленно, маленькими глотками отпивал чай — зеленую горьковато-терпкую, тающую во рту массу — и, неторопливо обтерев края, возвращал чашку «хозяину». Чашка передавалась из рук в руки, чтобы каждый смог внимательно рассмотреть ее, ощутить руками ее шершавую поверхность, теплоту глины. Гости вступали в беседу. Здесь нельзя было говорить о повседневных делах и проблемах, здесь говорили лишь о красоте свитка в токонома, об изяществе сосновой ветви в букете, о естественной величавости чайной чашки. Чайная церемония и сад учили видеть красоту в обыденном и простом, видеть прекрасное в малом, осознавать высокую ценность всего, что дано в этой жизни.

В наши дни искусством чайной церемонии в основном занимаются женщины. Сейчас чайная церемония нередко проводится не только в чайных павильонах, но и в одной из жилых комнат дома; часто чайной церемонии предшествует угощение. Однако неизменным остается дух чайной церемонии: стремление создать обстановку душевности, отойти от суетных, повседневных забот и дел. По-прежнему чайная церемония — это время для бесед о прекрасном, об искусстве, литературе, живописи, о чайной чашке и свитке в токонома.

В Японии существует множество школ чайной церемонии. Одной из самых известных является школа Урасэнкэ в Киото.

 

Сакэ

САКЭ — рисовое вино крепостью примерно в 16–19 градусов в зависимости от сорта.

Сортов сакэ существует, образно говоря, бесчисленное количество. По официальной статистике, в стране насчитывается более 2400 заводов по производству этого напитка. На самом деле их много больше. Свое сакэ составляет предмет гордости местных жителей и нередко ассоциируется ими с одной из важнейших составных понятия «фурусато» — «малая родина».

История рисового вина в Японии уходит корнями в глубокое прошлое. Его употребляли в этой стране еще два тысячелетия назад и в быту, и в качестве подношения богам. В древней Японии сакэ изготовляли в винокурнях при императорском дворе или при синтоистских храмах. А сам напиток был обязательным компонентом различных религиозных праздников. Лишь с ХII в. многие деревенские общины освоили производство собственного вина, и оно постепенно стало неотъемлемой частью японской национальной культуры. Эту функцию сакэ выполняет и поныне, хотя в обычной жизни его заметно потеснили прочно укоренившиеся на японской почве пришельцы из-за рубежа — виски и пиво.

Раньше слово «сакэ» относилось только к рисовому вину. Но постепенно с появлением других алкогольных напитков этот термин стал употребляться шире — применительно ко всем напиткам, содержащим алкоголь. Под это название теперь подпадают и виски, и бренди, и та же водка. Свое же рисовое вино японцы чаще называют «сэйсю». Или же «нихонсю» (японское вино) в отличие от «ёсю» (европейского спиртного). Традиционными центрами национального виноделия являются префектуры Киото и Хиого, где издревле произрастал рис, из которого вырабатывались особенно вкусные сорта сакэ. Огромную популярность приобрела также продукция винокуренных заводов префектур Акита и Хиросима. Сакэ, производимое во всех других регионах страны, носит куда менее почетное название «дзидзакэ» (местные вина), хотя его качество зачастую не уступает более именитым фаворитам.

У сакэ помимо чисто вкусовых достоинств есть и статус так называемого официального подарка. Когда не знаешь, что подарить малознакомому человеку, бутылка сакэ придется как нельзя кстати. А еще лучше — бочонок сакэ. К открытию нового магазина соседи-лавочники обязательно скинутся на несколько бочек сакэ. Без них немыслима и процедура открытия очередного чемпионата по борьбе сумо.

Установленные друг на друга, оплетенные соломой бочата с рисовым вином украшают входы в театр Кабуки, на выставки традиционных национальных искусств, на многие торжественные мероприятия. Разработан целый ритуал открывания таких бочек. Несколько наиболее уважаемых гостей, ухватившись за длинную рукоять деревянного молотка, под одобрительные крики присутствующих разбивают верхнюю крышку, после чего идет коллективное опробование вина.

Чашечка сакэ — неотъемлемый атрибут отдыха в японской бане на горячих источниках. Расслабленно нежась в бассейне с горячей минеральной водой, японцы, особенно старшего поколения, обожают время от времени освежать горло глотком охлажденного сакэ. А как можно оценить прелесть цветущего вишневого сада, если под рукой нет бутылки рисового вина? Пить можно (и нужно) не спеша, растягивая удовольствие на целый вечер. Особый кайф японцы ощущают, увидя отражающийся в маленьком зеркальце наполненной чаши диск луны, а если в рюмку упадет опавший с ветки лепесток сакуры, счастье становится почти неописуемым. Даже начисто лишенный поэтических талантов японец пытается воспеть подобный момент в самодельных стихах.

А сакэ на свадьбах — это не просто горячительный напиток. Без него немыслима сама традиционная свадебная церемония. Издревле заключение брака в Японии оформлялось не обменом кольцами или поцелуями, а церемонией «сан-сан кудо» («трижды три — девять раз»). Жених и невеста по очереди делали по три глотка из трех чаш с сакэ. Именно этот момент определял рождение новой семьи.

Различия существуют не только во вкусе, аромате, прозрачности каждого конкретного напитка, зависящих, в свою очередь, как от мастерства винокуров, так и от качества местной воды и риса. Различается и культура пития. Одни предпочитают вкушать сакэ из миниатюрных фарфоровых чашечек, другие — из стеклянных бокалов, третьи — из небольших квадратных кадушек, добавляющих к аромату сакэ приятный смолистый запах сосновой живицы. Выбор надлежащей посуды определяется не столько аппетитом пьющего, сколько сортом рисового вина.

Летом сакэ пьют охлажденным, в прохладные сезоны года — подогретым до 36 градусов.

 

Оригами

ОРИГАМИ — искусство складывания фигурок из бумаги.

Для оригами продается специальная бумага разных цветов, определенного формата, с приложением схем, показывающих, как сделать ту или иную фигурку. Последние отличаются большой выразительностью и сложностью. Чтобы сделать, например, самурайский шлем или барсука, нужно выполнить шесть-семь операций. Международную известность оригами принесла фигурка бумажного журавлика, издревле считавшегося символом надежды, а сейчас ставшего символом избавления от атомной угрозы и лучевой болезни. Для его изготовления надо выполнить до 12 операций. Гирлянды таких фигурок стали элементом праздничных украшений.

 

Икэбана

ИКЭБАНА — традиционное японское искусство аранжировки цветов. Дословно икэбана — это «цветы, которые живут».

В европейском искусстве составлением букета демонстрируется мастерство человека, создавшего его, тогда как создатели икэбаны стремятся выявить в ней не свои пристрастия и вкусы, не свою индивидуальность, а природную сущность представленных в икэбане растений, глубинный смысл их сочетаний и расположения — композиции в целом. Кроме того, европейцы по большей части стремятся к пышности, нарядности, богатству колорита, тогда как японские мастера икэбаны стремятся к предельной строгости, даже лаконизму в форме, ограничиваясь порой двумя-тремя веточками и уделяя особое внимание самым простым и скромным растениям.

Этот вид искусства, зародившийся в Индии и проникший в Японию вместе с буддизмом из Китая, получил широкое распространение в этой стране и стал играть значительную роль в культурной жизни ее общества. Именно в Японии икэбана, выйдя за рамки ритуального обряда подношения символически значимых цветов Будде, а также почитаемым предкам, стала особым видом искусства, широко внедрившимся в самые различные сферы общественной жизни.

Простота как знак оригинальности и единичное как знак целого — вот кредо истинных художников икэбаны. Их творения в этом смысле напоминают японские стихи хайку: их отличают те же краткость, глубина и совершенство.

Искусство икэбаны в современной Японии является одним из самых популярных, оно осознается как символ национального своеобразия и как воплощение высокого художественного вкуса, признанного во всем мире.

Однако японцы любое занятие доводят до профессионального совершенства, они ни в чем не выносят дилетантизма, каждый занимается своим делом как профессионал.

Обманчивые представления о легкости и общедоступности искусства икэбаны, к сожалению, нередко приводят к тому, что за пределами Японии оно становится, в сущности, псевдоискусством. На Западе икэбана рассматривается порой как легкое и приятное занятие в свободное время, тогда как в Японии это искусство продолжает оставаться объектом серьезного познания, длительного и трудоемкого обучения, освоения священного ритуального действа, поскольку для многих икэбана остается не только необходимым элементом национальной культурной традиции, но и совершенной моделью мироздания.

Растительный материал — собственно аранжировка ветвей, цветов и трав — конструируется в икэбане по строгим нормам, стилистическое своеобразие икэбаны выражено наиболее ярко тем или иным соотношением основных конструктивных элементов — «ветвей». Обычно их три, но бывает и от двух до девяти. Особенности стиля икэбаны находят воплощение и в характере геометрической фигуры, которую она образует, и в организации пространства, в абрисе пустот между основными конструктивными элементами.

Структуру икэбаны определяют ее стиль, школа и форма композиции. История искусства икэбаны открывается созданием великолепного торжественного стиля, который получил название рикка (дословно — «поставленные цветы»). Стиль же нагэирэ базируется на самом простом принципе компоновки растений, когда их небрежно, словно бы беспорядочно, ставят в вазу. Но именно в этой кажущейся непринужденности, простоте и заключена особая сложность создания художественного образа в икэбане стиля нагэирэ.

Стиль сэйка принципиально отличается от стиля нагэирэ тем, что в этом стиле сосуд не играет роли ствола или сильного стебля, а олицетворяет животворные силы матери-Земли. Далее, в отличие от стилей рикка и нагэирэ, в икэбане стиля сэйка «световая область» всегда помещается в правом или левом заднем углу композиции. Это обстоятельство предопределяет расположение трех основных конструктивных элементов: они все направлены к источнику света, подобно тому, как это бывает и в самой природе.

Для стиля морибана характерно такое расположение растений, при котором они никогда не касаются краев сосуда, а прямо поднимаются над водой. В икэбане стиля морибана сосуд играет роль корней растения, а не стебля или ствола, как это имеет место в нагэирэ или сэйка. Такой сосуд-корень позволяет выдерживать достаточно высокие растения и делать самые сложные изгибы, придавая им весьма неустойчивые положения и все же сохраняя устойчивость. Для составления композиций в стиле морибана используется кэндзан — тяжелая металлическая подставка с торчащими иглами, между которыми закрепляют ветви, крупные листья и стебли.

Подобно средневековому тексту, икэбана может быть «прочитана» и на самом глубинном философско-религиозном уровне, предстать как образ идеального мира и быть воспринята как соединение нескольких символов, содержащих нравственный урок; она может быть и нежным любовным или дружеским посланием и вызывать восхищение своей красотой.

В икэбане нашли образное воплощение единство и борьба противоположностей — сил инь (тьмы) и ян (света). В искусстве икэбаны области инь и ян имеют многоплановую символику: и отвлеченно космическую, когда они выступают как силы тьмы и света, и в известном смысле эротическую, так как диалог между растениями, отнесенными к мужской или женской части композиции, осознается нередко как образ любовного свидания.

Многообразию форм, которые составляют композицию икэбаны, не уступает ее цветовое богатство, которое имеет столь же глубокий символический смысл, как и геометрические фигуры и линии.

Зеленый цвет является олицетворением весны и вместе с тем символизирует восток, ибо там рождаются день и весна как начало года. Зеленый цвет ассоциируется с планетой Юпитер, имеющей таинственный голубовато-зеленый цвет.

Огонь воплощает красный цвет — цвет лета, юга и планеты Марс.

Белый цвет символизирует осень — время вызревания белоснежного риса, он соответствует первоэлементу металл (раскаленный добела), его связывают с западом и белесым цветом Луны и сиянием планеты Венера.

Самое темное, глухое время года — зима — ассоциируется с черным цветом, с водой

(с темными глубокими водами), с наименее яркой планетой Меркурий.

Символика желтого (золотого) цвета связана с концом лета, олицетворяющим животворящие силы стихии, землю. Он воплощает также идею центра и ассоциируется с планетой Сатурн.

Отдельный семантический ряд в искусстве икэбаны образуют геометрические символы. Линейно графическая и объемно-пространственная структуры икэбаны — едва ли не самая главная ее часть. Важнейшей геометрической формой в икэбане является треугольник, который претворяется в ее композициях во всех вариантах. Треугольник символизирует в икэбане плодоносящие силы матери-Земли, священную гору Сумер; триаду Небо, Земля, Человек, рождение — жизнь — смерть, тело — ум — душу.

Треугольник в квадрате, который выстраивается, например, в чертеже икэбаны в стиле морибана, олицетворяет божественное и человеческое, небесное и земное. Треугольник внутри круга, также связанный с графикой различных форм икэбаны, в частности в стиле хэйка, выражает идею троичности в едином.

Временное начало композиции — один из важнейших ее элементов. В ней должно быть и ощущение течения в

---